Вновь кивок. Он не собирался врать.
— Кто их убил?
— Парс, плотник.
— А этих двоих тоже он? — Человек указал на два ближайших к ним тела.
Пастух наморщил лоб, пытаясь вспомнить. Затем отрицательно покачал головой:
— Не-е. Эти уже были мертвые, когда Парс прибежал жену выручать.
— Жену? Это она сожгла им головы?!
— Не знаю, — не стал обманывать Порк. — Я не видал.
— Интересно, — пробормотал неизвестный и задумчиво перебрал пальцами по посоху. — Знаешь, где живет эта женщина?
— Ага. Здесь. Неподалеку.
— Проводишь меня?
Порк согласно кивнул и икнул от удивления. Дурачку показалось, что череп на посохе ему улыбнулся.
В день, когда в мой дом завалилась четверка людей Молса, уйти из Песьей Травки не получилось. Набаторцы при всем своем дружелюбии за выходами из деревни следили бдительно. Предпринятая нами с Лаэн ночная попытка прорваться к лесу едва не окончилась провалом. Два секрета, плюс частота патрулей, плюс смотровые на вышках и освещенные кострами поля. Пришлось вернуться несолоно хлебавши. Во дворе мы нарвались на Кнута. Тот не удивился возвращению вооруженных и по-походному одетых хозяев. Лишь многозначительно хмыкнул, дожевал репу и, так ничего и не сказав, тихонько насвистывая, ушел в отведенную «гостям» половину.
Все последующие дни я ходил хмурый и злой. И только Лаэн, давно привыкшая к подобным всплескам дурного настроения, могла меня успокоить. Я был готов кидаться волком на любого. Ничегонеделанье выводило из себя, к тому же я чуял грядущие неприятности и ощущал себя загнанным в ловушку зверем.
Кнут старался лишний раз на глаза нам не попадаться. Остальные также вели себя тише воды ниже травы. Даже Шен и Гнус перестали цапаться, хотя в первый вечер только этим и занимались. Сейчас они заключили нечто вроде временного перемирия, «не замечая» присутствия друг друга. Гости видели нас дважды в день — за обедом и ужином. Все молчали, быстро съедали предложенную снедь и уходили восвояси. Правда, Гнус ни с того ни с сего взял себе за правило наполнять огромную бочку у сарая водой из колодца. Впрочем, никто против такой самодеятельности не возражал.
Спустя неделю после появления набаторцев Кнут решился на разговор:
— Мы через пару дней уходим.
Я в этот момент мрачно ковырялся ложкой в похлебке и насмешливо поинтересовался:
— Планируешь за это время подготовиться?
— Да. Надо уточнить маршруты патрулей, смену постов.
— Это я могу тебе рассказать и сейчас.
— Тогда что вас останавливает?
— Желание жить долго и счастливо.
— Ясно, — процедил он и надолго задумался. Затем, почему-то посмотрев на Гнуса, спросил:
— Никаких шансов?
— Ну… шансы есть всегда. — Я оставался ехидно-насмешлив. — Но тихо слинять не удастся. Это я гарантирую. А с боем прорываться не очень разумно. Во всяком случае, на данный момент.
— Неужели до леса не добраться? — изумился Шен.
— И что потом? Здесь единственная дорога до Альсгары. Леса на лиги вокруг. А дальше топи. Блазги со своими плотинами постарались. Не пройти. Единственный приемлемый путь — тракт. А за ним наблюдают.
— И все же мы рискнем. Дольше здесь оставаться опасно.
— Воля ваша. — Я безразлично пожал плечами.
— Ты боишься? — язвительно спросил Шен. Кнут предостерегающе зашипел на него, но лекарь и бровью не повел.
Я, вопреки ожиданиям всех присутствующих, не вспылил, а лишь лениво потянулся:
— Вот что я тебе скажу, щенок. В тот день, когда я куплюсь на столь глупую уловку, можешь потребовать с меня сто соренов. Если, конечно, ты не испугаешься.
Гнус заржал от восторга, что его противника так ловко отбрили. Хлопнул рукой по столу. Но, прежде чем Шен успел сказать ответную гадость, его прервали:
— Эта… У нас гости! — предупредил Бамут, все это время сидевший у окна и строгавший из деревянного обрубка некое подобие человечка.
Увидев вошедшего во двор, Лаэн стала белее, чем одежда незнакомца, и грязно выругалась.
— Никому не дергаться. Ведите себя смирно, — сказал я, убирая под стол топорик.
— Он же один, — удивился Гнус.
— Гнус, сиди тихо! Я не собираюсь отскабливать твои кишки со своего потолка. Кнут, надень на него поводок. И на этого молокососа тоже.
Шен на «молокососа» не обиделся и, кажется, даже не услышал. Он был так же бледен, как мое солнце. Гнус немного присмирел и спросил с жалобной ноткой:
— Да объясните мне, наконец, что это за хмырь?!
— Просто сиди тихонько, а? — Даже всегда спокойный Бамут начал нервничать. — Мы можем уйти в другую половину дома.
— Толку-то? Он нас все равно учует, — с какой-то безнадежной тоской произнес Кнут. — Приперся, гад! Вот ведь вляпались! Что ему здесь надо?
— Сейчас узнаем. — Лаэн отбросила упавшую на глаза светлую прядь и вышла навстречу некроманту.
Уну они смотрели друг другу в глаза. Лаэн надеялась, что выглядит достаточно испуганной.
Некромант оказался молод. Лет двадцать пять, не больше. Но судя по посоху — мастер Четвертого круга. Для такого возраста — это чрезвычайно много. «Значит мальчик талантливый — нечего сказать. — Лаэн старалась принять правильное решение, понимая, что главное — не переиграть. — И, наверное, умный. С ним может возникнуть множество проблем. Как некстати он пришел! Неужели у колдуна талант Ищущего?! Почуял Дар?»
Она поспешно поклонилась, пряча глаза, чтобы Белый не прочел в них ничего лишнего. Быстро, глотая слова, затараторила:
— Что привело доброго господина в этот дом? Он желает заказать что-то из дерева? Не извольте сомневаться, добрый господин, все сделают, как вы захотите, а если что не так, так у любого спросите, каждый ответит, что тут живет лучший плотник в деревне. На прошлогодней ярмарке, что в Ельничьем броду проводилась, то…